Германн сошёл с ума. Он сидит в Обуховской больнице в 17-м нумере, не отвечает ни на какие вопросы и бормочет необыкновенно скоро: «Тройка, семёрка, туз! Тройка, семёрка, дама!...» Но если остаться в палате, сквозь это неразборчивое бормотание, можно услышать историю его жизни.
— Вы слышали о графе Сен-Жермене? Вы знаете, что он выдавал себя за изобретателя жизненного эликсира и философского камня, и прочая. Он открыл ей тайну, за которую всякий из нас дорого бы дал...
То ли в начало, то ли в развязку этой трагедии мечется его память:
— Лизавета Ивановна... пренесчастное создание,.. что, если графиня откроет мне свою тайну! — или назначит мне верные карты! Почему бы не попробовать счастия?..
— «Vous m’ecrivez, mon ange, des lettres de quatre pages plus vite que je ne puis les lire» (франц. «Вы пишите мне, мой ангел, письма по четыре страницы быстрее, чем я успеваю их прочитать»).
Сбиваясь с ритма и снова переходя на неразборчивое бормотание:
— Сегодня бал у ***ского посланника. Графиня там будет. Мы останемся часов до двух. Вот вам случай увидеть меня наедине.
— Как она стройна!.. Настоящая тройка червонная.
Вдруг взволнованно, тревожно и неожиданно очень разборчиво:
— Я чудовище! Я не хотел её смерти!
Долго молчит и медленно чеканя каждое слово:
— ...Руки его тряслись. Направо легла дама, налево туз. — Туз выиграл!
Вздрагивая:
— Дама ваша убита... в самом деле... пиковая дама...
— Необыкновенное сходство...
— Старуха! — кричит он в ужасе.
И опять в бессилии упав в больничную каталку бормочет необыкновенно скоро:
— Тройка, семёрка, туз! Тройка, семёрка, дама!..
