Сельма знает с детства, что полностью ослепнет. Знает, что и с ее сыном произойдет то же. Она принимает решение во что бы то ни стало накопить денег на дорогостоящую операцию и спасти его. «Во что бы то ни стало» Сельма воплощает с чудовищной буквальностью: работать без сна и отдыха, рискуя покалечить себя или даже убить другого. Она неотступно идет в темноте, шаг за шагом приближаясь к раз и навсегда определенной цели — так слепой идет по одной линии, не способный свернуть, парализованный в своем постоянном неуклонном движении.Сельма существует на одной этой высокой резкой ноте своего голоса-выдоха, не впуская внутрь тепло жизни. Всех других мы видим через ее слепоту, вне подробностей. Люди вокруг нее движутся по коротким маршрутам, траекториям звука, не размениваясь на человеческие неловкости, ненужности, мелочи жизни. Слепота Сельмы лишает их права на глубину. Она не видит и требовательно не хочет видеть их заботы, нежности, как и их собственной боли. И злу, так же как и любви, нет места в ее обесцвеченной однозначной реальности. В жизни Сельмы нет места для жизни.
Эта хрупкая, до боли беззащитная и нелепая, как новорожденное животное, Сельма, упрямо двигается вперед, с каждым шагом обнаруживая парадоксальную жестокость слабости, слепую жестокость заботы. И то, что выглядит изначально как ее открытость, хрупкость, наивность, в финале оказывается неотступной уничтожающей силой. Ее беспомощность перед миром оборачивается беспомощностью мира перед ней. Ей, слепой, ничего нельзя объяснить, втолковать. Ее сын не выберется, он обречен, совершенно одинок, и на нем вечно пребудет тень страшной вины. Ее жертва становится его приговором. Владислава Куприна
